Я сонно смотрю то на горы, то на голубей, откинувшись на сиденье. Машину трясет и потом шея, будет гудеть, но именно из-за верхних камней чаще всего и ждет пуля.

 

      Что-то вдруг произошло в небе. Стая голубей рассыпается, за ними, резко поворачивая в воздухе, начинает гоняться птица с острыми вытянутыми крыльями. Скорость у нее сумасшедшая, вот – вот догонит голубя. Один из них, видимо не выдержав гонки, резко несется вниз к земле, прямо на нас. Уже не я, а мой водитель узбек замечает и показывает на голубя, машина резко тормозит, пыль окутывает меня и водителя, кажется, что мы собрали пыль со всей дороги. Пыль скрипит на зубах, ее чувствуешь носом, она на переднем стекле и на автомате, лежащем на коленях.

Голубь все ближе, делает круг над нами и, после сильного удара преследователя, падает прямо перед капотом машины. Сыпятся перья. Преследователь проносится над нами, я чувствую ветер от его крыльев, куда он девается, я не вижу, пыль кругом.

 

      Вскакиваю, не открывая дверцы, выпрыгиваю и бегу смотреть, куда делся голубь. Сначала не вижу, потом заметил, под колесом, сидит весь пыльный. Уверенный, что голубь улетит, протягиваю к нему руки, но, он не улетает. Беру в руки, он начинает зло хрипеть, более того, бьет клювом по пальцам. «Обалдеть, ну, и птица»,- говорю я водителю. Его же спасают, а он еще огрызается.

 

      Чувствую что-то липкое. Это у голубя кровь. Вместе с водителем роемся в аптечке. Я йодом капаю, вырвав перья у голубя в тех местах, где видны следы когтей и откуда идет кровь. В ход идет вата, даже лейкопластырь. Сам голубь что наш сизарь. Но, что-то отличало его от сизарей, был он более длинноклювым, щитки крыльев были не сизые, как у наших сизарей, а больше серого, я бы сказал, каменистого цвета.

Укладываю голубя в картонную коробку из под тушенки, заклеиваю ее сверху пластырем, и мы едем дальше.

 

      Вечером того же дня, когда вернулся к себе в часть, вытащил коробку и осторожно открываю ее сверху. Можно было не осторожничать. Голубь сидит, живой, но веки смыкаются, сам покачивается.

На следующий день, почти уверенный, что голубь сдох, открываю коробку. Жив! Ну, дела. Сам сажусь за руль, на КПП кричу караульному, «Скажи, я махнул на базар, скоро буду». В выходные на базаре в ближайшем кишлаке продавали фрукты, воду в бутылках, продукты, а иногда и животных. У одного местного я видел клетки для попугаев, канареек и даже аквариум. Сторговались быстро. Особенно, когда я убрал за спину автомат, показывая тем самым, что пришел с миром.

 

      Клетка была чуть больше клетки для канареек, квадратная, с поддоном и пластиковой поилкой. Вернувшись, я посадил в нее голубя, насыпал просо, еще чего-то, кажется перетертого в руках хлеба и налил воды. Походив по двору, нашел место, где солнце не бьет прямыми лучами и, вбив 2 гвоздя, повесил клетку на стену. За день я несколько раз подходил и смотрел, как там голубь.

 

      Так прошло несколько дней. По исчезавшему зерну я понял, голубь ест. Но, активным не был. Подливал воду, сыпал корм. Птица жила. В один из дней, когда голубь уже мог сидеть на толстой палке внутри клетки, мне пришлось на несколько дней уехать по делам. Я думал оставить его одного, ребята обещали кормить, но потом что-то екнуло у меня, и я укрепил клетку на заднем сидении, прикрыл от солнца куском белой тряпки и поехал.

Несколько дней я в разных местах, то в гарнизоне, то в горах, голубь терпел переезды, пил почти горячую воду, налитую из солдатской фляжки, стучал клювом по кускам хлеба, просунутого ему в клетку.

Отклеился пластырь, мой путешественник все чаще махал крыльями в клетке, раскидывая корм в разные стороны. Одним словом, практически выздоровел.

 

      Но, время шло, расставаться с ним мне не хотелось, было весело с ним вечерами, когда он устраивал концерт в присутствии моих сослуживцев. Стоило подойти к нему, как он начинал ворковать, крутиться, нагибать голову. Правда, не ко всем у него было такое отношение. Были люди, подходившие к нему, он сжимался и отодвигался к краю клетки.

 

      Не помню, сколько месяцев мы с ним так вместе жили, но как –то утром, подойдя к уазику, где его клетка обычно стояла ночью, глядя на его упражнения по маханию крыльями, мне пришла мысль, а не пора ли хлопца выпустить? Ну, чего я его парю?

Завел машину, выехал за территорию части метров на сто, на пригорок, открыл дверцу клетки и сказал: «Ну, давай, носатый, лети».

 

      Голубь продолжал сидеть в клетке, крутя головой в разные стороны. Наконец, мне это надоело. Черт те знает что, чем занимаюсь, если увидят друзья, засмеют, голубя упрашиваю вылететь, да и пулю можно схлопотать, если долго на одном месте торчишь. Я вытащил голубя за хвост, посадил на верх клетки и отошел. Ну, сейчас-то полетишь? Он отряхнулся, походил по клетке и взлетел, немного «просев» при взлете. Потом пошел, пошел вверх и вскоре выписывал круги над нашей частью.

 

      Довольный тем, что птица летит, я со спокойной совестью плюхнулся на сиденье водителя, включил передачу и покатил к воротам части. Привычка быть начеку вырабатывается долго, но и потом долго не отпускает. Еду и чувствую, какую-то тень. Кручу головой, смотрю наверх, Бог ты мой, мой голубь пытается пристроиться к машине. И вот гад, прямо целится в клетку. Около въезда в часть, объезжая бетонные заграждения, притормозил. И тут же птица уселась сверху клетки. Так и въехал я на территорию части с голубем на заднем сидении.

 

      Потом, привыкнув к машине, голубь гулял по капоту и запаске, гадил в свое удовольствие и даже крики водителя узбека не пугали его. Он мог взлететь, сделать несколько кругов, а потом вновь садился на автомашину. Приходилось осматриваться, прежде чем сядешь в машину, нет ли какашек твоего любимца. Весть о голубе-путешественнике разлетелась по гарнизону. Приезжали из других частей, приходили смотреть, цокая языками, тихо взмахивали руками, вдруг взлетит, хотели проверить, не привязал ли Степаныч птичку каким хитрым способом.

 

      Так мы с ним и жили друзьями. Был случай, когда мне пришлось уехать ночью, проснулся ошалелый, схватил автомат, что-то еще, какие-то документы, прыгнул в авто, где уже сидел такой же сонный мой водитель и уехал. Под утро, взглянул на заднее сиденье, увидел, что птицы нет. Черт, подумал, видимо ночью где-то потерялся. Когда вернулся на следующий день в обед в часть, только подрулил к столовой, как мой голубь махнул с сухого дерева у здания прямо наверх клетки.

В жизни так бывает, что боль о потерянном приходит значительно позже, тогда, когда кажется, что уже ничего в этой жизни не проймет, когда привыкаешь к «кидалам» и «киданию», когда устаешь слушать самовлюбленных, тщеславных дураков, считающих себя настоящими ценителями голубей, с огромными голубятнями, смотрящих свысока на мужиков с Рязани, держащих в дырявых голубятнях высококлассных орловских турманов, но едущих к ним, когда очередная болезнь уничтожает у них больше половины птицы и готовых платить, лишь бы вернуть свой «статус».

Боль от потери моего голубя почти забылась, но, когда на рынке, случайно я вижу птицу, чем-то внешне похожую на того, афганского, все сразу возвращается, порой вспоминаешь даже то, что не вспоминалось давно.

 

      Он погиб просто. Во время обстрела душманов, его клетку разнесло в щепки, а его тельце лежало у разрушенной стены в крови, где крылья, где хвост понять было трудно. Похоронил его на том месте, где когда-то пытался в первый раз поднять в воздух после ранения. Сверху поставил большой камень, эпоксидкой приклеил звездочку с пилотки. Все.

 

      Через несколько дней надо было ехать в командировку. Сложил вещи, крикнул водителя узбека, тот первый, был ранен и уехал в Ташкент санитарным «Уралом». Выехали рано, было тихо, ни ветерка, ни звуков птиц, было немного странно. Проехали километров 5, на повороте, в метрах 20 прямо на дороге я увидел голубя.

 

 

      Он сидел не шелохнувшись, словно статуэтка из гипса с рынка в Ташкенте. Я сначала не придал значения, ну, сейчас мелькнуло в голове, улетит, но чем ближе подъезжали, тем более странным казалось поведение птицы. 15 метров, 10, 5, я резко дергаю рукав гимнастерки водителя: «Стой!». Пыль осела, я вышел из машины и удивительно, голубя не было. Бред какой-то! Я посмотрел по сторонам, посмотрел на возвышающиеся камни вдоль дороги. Никого, тихо. Водитель вышел за мной, пошел туда , где сидела птица. «Стой», сказал я вновь. Что-то тут не так. Я подошел к водителю, пацан горячий, отметил я. Стал осматриваться. И заметил, Тонкая линия проволоки тянулась почти незаметно поперек дороги. Показал пальцем, водитель увидел тоже. Обошел машину, еще раз осмотрелся. Вроде назад ехать можно. Сели в машину и задним ходом поехали назад. Проехав метров 10, остановились. Вместе с узбеком свалили на дорогу большой камень, перегородив тем самым проезд. Потом связался с дежурным по части, рассказал о засаде и ждал саперов. Приехали ребята, быстро сняли проволоку, а мину бросили в ущелье, привязав к ней взрывпакет.

Дальше ехали без проблем. И, только вечером, признаюсь до меня дошло, я понял, что ничего не бывает в этом мире случайно. За все надо платить и платят тебе. Я спас птицу от хищника, а птица, спасла меня.

Ну, какого черта голубю сидеть на дороге рано утром. Ждать когда мы подъедем и исчезнуть как приведение ? С тех пор прошло много лет. Но, этот случай помню до сих пор, а рассказал только сейчас….